Каждый раз, завидев девичью косу, Иванов вспоминал о своей давней мечте – написать стихотворение о русой косе, о девушке с косой, о том, какая она красивая. Чтобы это было лиричное, но одновременно яркое и страстное стихотворение! Чтобы, прочитав его, девушки с косами всегда ходили с хорошим настроением, а остальные девчонки немедленно принялись плести себе косы...

Иванов никогда бы и не вспомнил о гербалайферах, но они вдруг сами напомнили о себе. В вагоне метро стояла тётя лет пятидесяти с большим круглым значком на груди "Хочешь похудеть? Спроси меня как"...

Сначала пьяный просто сидел. Очень плохо сидел, – спал, как убитый, и всё время заваливался на сторону. А когда опираться стало не на кого, просто стёк на сиденье. Так ехал пару остановок.

В вагоне стало совсем пусто, но Иванов по привычке стоял. Он почти не смотрел на спящего, его больше интересовала книга, которую он читал. Но когда послышался звук брякнувшегося об пол тела, то на пьяного мужика посмотрели разом все, кто остался в вагоне. Как он оказался на полу, непонятно, то ли хотел встать, но не удержался, то ли просто съехал вниз? Но как бы там ни было, брякнувшись, – кстати, очень-очень громко, – он продолжал спать. Теперь уже на полу, лёжа лицом вниз...

Много ли это – десять минут?.. Оно, конечно, смотря для чего. Но не для этого раза. И потому Иванов задержался на это время перед дверями подъезда, чтобы спокойно дослушать начавшуюся по радио композицию Child In Time. Ибо, – ну как тут не дослушать?!!

С чувством щемящей тоски, но одновременно – отрады и умиротворения, смотрел Иванов на пару стариков: она, немного скрюченная под тяжестью лет, шла, держа под руку своего супруга, который медленным, но твёрдым шагом продвигался в людском потоке подземного перехода...

Иванов подумал, что сущность понятия "молодой повеса" – это та самая мразь, которую непременно следовало бы повесить.

Но вместе с тем же и не следовало бы, так как она ещё недостаточно созрела для этого.

Иванов проходил по улице, и заметил, что бабушка с палочкой, стоящая на ступеньках какого-то магазина, невнятно окликнула его. «Что?..», – спросил Иванов, и тут же понял по протянутой руке, что она просит помочь ей спуститься. Он немедленно протянул руку.

Пока старушка спускалась, произошло невероятное: она быстро прижалась к державшей её руке Иванова и поцеловала её. От неожиданности Иванов аж оторопел, – в самом деле, произошло невероятное!..

Когда Иванов начинал стареть, то чувствовал желание ходить не так быстро, как обычно, а медленнее, не спеша. И иногда это даже получалось!

Сегодня он явно постарел, и потому шёл с работы, не торопясь, держа руки в карманах, и наслаждаясь разлитым в вечернем воздухе жёлто-оранжевым спокойствием...

Где-то в центре Москвы, посреди будничной уличной суеты рабочего дня мимо Иванова проехал автомобиль. Другие автомобили тоже проезжали, и даже во множестве, – и ничего. Но этот – был особенный: из слегка приоткрытых окон напористо и громогласно разносилось по всей улице джетротальное Locomotive Breath. ...Иванов прям так и замер!

Иванов читал молодого Пушкина, и чем больше читал, тем скучнее ему становилось. "Муть! Какая муть!!!", – вырывалось по временам из Иванова...

Иванову предстоял короткий рабочий разговор с бухгалтершей Аней. Но самым первым делом он почему-то сказал, что Аня с косой очень красивая.

Анечка, красивая взрослая баба, от неожиданности даже покраснела. Чистая душа!..

Не менее изумлённый таким поворотом Иванов...

...А в тот день я возвращался очень поздно, и у метро - ...снова музыка! Да какая!!! - парень жарил на волынке, дивчина - на барабане. (Как он там уж называется, не знаю, такой, по которому руками бьют, высокий такой, она его между ног держала). И играли так ловко и весело, что я просто воткнулся на месте и не мог дальше идти. Жаль, что очень торопился, а то бы так и стоял до упора...