Каждое государство имеет своего "кесаря" – главного начальника, и великое множество подчинённых ему начальничков. Иногда начальников называют по-бюрократически – должностные лица. Чем больше государство, тем больше в нём разных государственных структур со своими начальниками и должностными лицами. А так как армия тоже относится к государственной структуре, то и в ней сплошь и рядом лица должностные да начальственные.
Практически каждый военный человек является одновременно должностным лицом и для кого-то начальником: командир части – для своей части, командир роты – для своей роты, взвода – для взвода, и т.п. У каждой службы есть начальник, называется "начальник такой-то службы". Даже у столовой есть свой начальник – начальник столовой. Даже у радиостанции – начальник радиостанции!.. Представляете, подходит начальник к своей радиостанции и командует: "Радиостанция, равняйсь!", и она равняется… Командует начальник столовой: "Столовая, два шага вперёд, шагом – марш!", и она – ать-два!.. Любой же начальник есть одновременно и должностное лицо, то есть как бы "два в одном".
Только солдат ни для кого не начальник, он – самый подчинённый элемент в механизме военной махины, подчиняется практически всем и ни над кем не командует (и, кстати, тоже является должностным лицом, но в таком узком смысле, что этот смысл совершенно незаметен). Ему приходится всё, абсолютно всё, делать самому. Он не может даже собственной кровати скомандовать "кровать, заправься".
…Говорят, в советские времена одному солдату, бывшему студенту физико-математического института, пришла в голову гениальная мысль – изобрести самозаправляющуюся кровать. И он её изобрёл! И даже более того – сделал успешный экспериментальный образец. Но, когда один начальник увидел чертежи этого уникального изобретения и начал изучать пояснительную записку, то не сумел прочитать слово "самозаправляющаяся" и изобретение не утвердил. А солдату-физику влепил трое суток ареста. Такие были времена! – тяготы и лишения военной службы ставились превыше любых полезных научных изобретений. "Погиб наш юный барабанщик, но песня о нём не умрёт", – поговаривают ленивые и глупые солдаты по утрам, когда надо заправлять кровати, и оплакивают участь великого изобретения…
Один подполковник из нашего военного городка решил при увольнении с военной службы улучшить свои жилищные условия, и для этого поселить к себе свою престарелую мать. А так как увольнение было не за горами (ибо подполковники, как правило, находятся в предпенсионном возрасте), то и решать поставленную задачу надо было, как завещал великий Пушкин, – "дела в даль не отлагая".
О своём намерении подполковник заявил соответствующему должностному лицу – начальнику, который отвечает за обеспечение военнослужащих жильём. И не только ему, но и другим лицам, хоть и не настолько ответственным, но, во всяком случае, – должностным. А в их числе и мне. И вот так прямо и говорил, что хочу, мол, поселить к себе мать, а когда буду увольняться, получу квартиру с расчётом и на неё. Ответственные лица этому ничуть не удивлялись (потому что были опытными и видали всякие виды), а лишь объясняли подполковнику, что сделать это крайне затруднительно.
Тогда подполковник широко раскрывал глаза и громко вопрошал: "Я что, не могу к себе собственную мать прописать?!!", и тряс при этом над головой справкой об инвалидности матери. Должностные лица на грозно расширенные глаза подполковника смотрели смело, потому что за эту смелость они получали денежную надбавку, которая в армии называется "за сложность, напряжённость и специальный режим военной службы". Иногда такая смелость сопровождалась даже по-человечески участливой улыбкой, потому что в душе должностные лица были добрыми и всем желали только добра. При этом они привычным жестом доставали засаленные "первоисточники" и открывали их на давно уже заложенной в нужном месте закладке... Ну да обо всём по порядку.
Любой человек (не считая, конечно, Адама) родился от матери. К своим матерям люди обычно питают самые светлые и тёплые чувства. А это значит, что когда речь заходит о самом для нас святом – о матери – даже лицо, испорченное названием "должностное", вспоминает свою собственную родительницу и искренне сочувствует тому, чья мать находится в затруднительном положении. Сыновний долг любого – обеспечить по возможности спокойную и благополучную жизнь своих престарелых родителей, и поэтому, когда уши должностного лица слышат о чьём-то намерении исполнить это, глаза на этом лице как-то сами собой увлажняются слезами умиления...
Конец лирического отступления.
Наш подполковник был из тех, которые твёрдо верили в то, что все, начиная от президента и заканчивая уборщицей, относятся к сфере обслуживания, и, как следствие, – все ему обязаны и должны. Рассуждение это довольно логично, особенно с точки зрения прямолинейного бронебойно-зажигательного мышления. Однако логика идеальная часто отличается от логики жизни, а она такова, что помимо монументального понятия "обязанность, долг" существует и другое – "человеческий фактор". Герой рассказа за всю свою многотрудную жизнь не смог постичь существо этого понятия, которое, к сожалению, очень часто играет роль намного большую, чем ему следовало бы…
Должностные лица не всегда с удовольствием терпят смелый полёт мыслей "ходоков", и, если поначалу такой полёт может иногда вызывать задушевный восторг, то при переходе на персоналии он вдруг обращается в самое обыкновенное раздражение. И вот тут начинает во всю работать означенный человеческий фактор: в зависимости от темперамента должностного лица, он "робко, но твёрдыми шагами" перерастает из терпеливого снисхождения в гневное указание пальцем на дверь кабинета. С последующими, разумеется, выводами.
Наш "ходок" преподнёс свою проблему так, что упомянутые выше слёзы умиления просохли, не успев даже показаться на глазах. Должностное лицо прямо сморщилось в ответ на заявление: "дайте мне то, что я хочу, потому что я так хочу"! И даже если речь при этом идёт о больной матери, то требование, облечённое в такую форму, может сбить с толку любое, повторю – любое, должностное лицо, не говоря уже о том, которое сверх меры подвержено человеческому фактору. Вот если бы человек пришёл и совершенно однозначно выразил своё требование со ссылкой на самый непоколебимый закон, тогда человеческий фактор отпал бы сам собой, либо просуществовал бы самое недолгое время и в самой неудобной и невыгодной для него форме.
Подполковник ходил сначала по лицам, в том числе и ко мне, и "зондировал почву". Все ему, как человеку, хотели помочь и объясняли, куда ещё надо сходить, какие вопросы задать, что ещё сделать и какие собрать документы. Он в таких случаях пытался мягко намекать, что, мол, мать же инвалид на один глаз. Но лица ему также мягко пытались отвечать, что пусть хоть на оба глаза, а закон – есть закон, то бишь, говоря словами классика, "кодекс надо чтить" (на то мы, собственно, и должностные, чтобы личным почитанием возбуждать ревность к тому же во всяких прочих лицах). Когда же "ходок" наконец "не вынес позора мелочных обид", посчитав, что над ним издеваются (с чего бы это?), он начал "качать права". Причём громко и с выпучиванием глаз. Вот тогда и заработал человеческий фактор. С тех пор с ним по-человечески, разумеется, уже никто не разговаривал…
И ещё. Необходимо помнить о том, что дикие времена бесконтрольного разбазаривания государственных средств давно канули в лету. Теперь бесконтрольное разбазаривание взято государством под строгий контроль, ему придана форма законного разбазаривания, и заниматься им могут только строго определённые лица. А все остальные до такой дикости не допускаются на пушечный выстрел, на них – на всех остальных – постоянно натравливают свору самых разномастных ревизоров, прокуроров, контролёров, проверяющих, наблюдающих и им подобных. Эти самые "все остальные", у которых есть хотя бы маломальская возможность прикосновения к государственной собственности, находятся под постоянным прессингом проверок и ревизий. И не дай Бог недостанет одной копейки – пожизненный расстрел через повешение. Поэтому начальники, ответственные за учёт и расход государственного имущества, не берут на себя смелости принимать поспешные решения – они просто боятся ошибиться. И правильно делают: ошибёшься – заплатишь из своего кармана (или чего похуже, в зависимости от того, на сколько сильно ошибёшься). Так что должностные лица предпочитают обкладываться со всех сторон самыми непробиваемыми, железобетонными справками; говоря словами Булгакова: "Чтобы это была такая бумажка ... - настоящая броня!!!". …А бесплатная квартира – она ведь денег стоит! Так что без человеческого фактора тут никак!
Никто не спорит о том, что всякий подполковник – есть человек подкованный в вопросах "положено – не положено", чему в первую очередь способствует опыт, помноженный на срок службы, и в последнюю – знание закона. Наш подполковник требовал только то, что на его взгляд было "положено" (более того, это самое "положено" было не только на его взгляд, но чёрным по белому было написано в законе!). Однако во многих фундаментальных "положено" зачастую скрывается мелкое "не положено", которое, как червоточина разъедает всю фундаментальность, и в один прекрасный момент стройное здание светлой мечты рушится, поднимая клубы пыли. Так точно было и в этом случае: годами вынашиваемая мечта улучшить жилищные условия за счёт абсолютно законной махинации, натолкнулась, подобно скорбному "Титанику" на скрытый в тумане "юридический айсберг".
Юридическая справка.
Жилищный кодекс РФ относит к членам семьи нанимателя совместно с ним проживающих супруга, детей и родителей; другие лица признаются членами семьи, если они проживают совместно с нанимателем, либо в судебном порядке признаны таковыми; наниматель вправе вселить к себе названных лиц с последующим признанием их членами семьи. Федеральный закон "О статусе военнослужащих" к членам семьи военнослужащего относит супруга, несовершеннолетних детей, детей-студентов, детей-инвалидов и иждивенцев; причём независимо от места проживания. Семейных уз в той или иной степени касаются также Конституция, Семейный, Гражданский, Уголовно-процессуальный кодексы и многие другие нормативные акты, но к данному делу они не относятся.
Есть и ещё один документ, который и стал точкой преткновения, – приказ Министра обороны РФ 2000 года № 80 "О порядке обеспечения жилыми помещениями в Вооружённых Силах РФ" (зарегистрирован в Минюсте).
Конец юридической справки.
Как бы мы ни любили наших матерей, как бы ни горели желанием помочь ближнему, как бы…, как бы…, как бы…, – закон России сух, как сухарь, твёрд, как гранит, беспристрастен, как кирпич и …витиеват, как змея! Никакие слёзы умиления не размочат его, никакие благие намерения не поколеблют его однозначной неоднозначности.
В самом упрощённом виде пункт 21 названного приказа звучит так: "Вселение граждан в закрытые военные городки в качестве постоянно проживающих с нанимателем не допускается, но может быть разрешено иждивенцам нанимателя". Вот так просто и понятно: нельзя, но, если иждивенец, – можно попробовать. (Тут кстати надо сказать, что именно этот пункт приказа был рассмотрен на предмет законности Верховным Судом РФ и однозначно признан "соответствующим", а значит – к чёрту катитесь все кодексы и конституции вместе взятые, а вдогонку за ними и нормы международного гуманитарного права). Таким образом выходит, что пытаться вселить мать в закрытый военный городок можно только в случае, если она является иждивенкой. А из этого следует необходимость признания её таковой.
Чтобы понять эту простую и непреложную истину герою этой истории потребовалось ни больше, ни меньше – три месяца. В этот период подполковник ходил туда и сюда, обивал пороги должностных лиц, пучил на них глаза, громко и дерзко разговаривал, грозно потрясал своей справкой, но так ничего и не добился. Должностные лица снова и снова, как правило, со свойственным им сочувствием, доставали свои первоисточники и о них, как о скалу, разбивались все возможные доводы.
Наконец почтительный сын созрел: яблоко своей обиды, да ещё и с червём внутри, он подал в суд в виде соответствующего заявления.
…А ведь я его предупреждал, что так и надо было сделать сразу. Дело в том, что по закону такие дела иначе не решаются. Ну да ладно, – ему видней.
Пучеглазов Фома Фомич, наш подполковник, в своём заявлении просил признать его мать, Пучеглазову Зинаиду Марковну, находящейся на его иждивении.
Судья по закону – беспристрастный представитель власти, задача которого защищать "букву закона" и тем самым разрешать спорные вопросы. Я – юрист воинской части и защищаю её интересы, а поэтому моя задача помогать судьям находить нужные "буквы". Так как интереса части в данном деле никакого не было (военнослужащих при увольнении обеспечивает жильём государство, а не воинская часть), то и выступал я только как беспристрастный наблюдатель. Говоря языком закона, был привлечён в качестве третьего лица. Однако чисто по-человечески я хотел заявителю помочь, поэтому, кстати, и советовал ему сразу обращаться в суд.
Разумные люди при решении своих шкурных вопросов не стесняются прибегать к любой посторонней помощи, а тем более к профессиональной юридической, и поэтому часто обращаются ко мне. Я же человек отзывчивый и помогаю всем, кому ни попадя, доходя иногда даже до маразма: по совести – помогаю судиться с частью, по должности – выступаю против них [1]… Но так как Пучеглазов на нас всех жестоко обиделся, то действовал он в одиночку, полностью положившись на помощь внеземного разума (к моему вящему удивлению оказавшемуся впоследствии разумом какого-то селянина с почти юридическим образованием).
…Чуток ошибся. С кем не бывает?
------------------------------
[1] Здесь считаю своим долгом сделать обязательное пояснение. Если я выступаю в процессе на стороне воинской части, то делаю это не за страх, а на совесть, причём независимо от того, сочувствую ли я заявителю или нет. В этом я реализую себя как человека государственного, защищая его интерес. В противном случае я бы осуждал сам себя за чёрную неблагодарность к Отечеству, которое дало мне бесплатное образование, кормит и одевает меня, и вправе рассчитывать на мою помощь.
Тут он развернулся, как расписной баян, во всей своей красе:
Тупо молчу, задело борзое "ты".
– …Что ты на меня смотришь? – а сам воткнулся поперёк коридора – хоть перепрыгивай через него.
Как бы ни было, а напророчили ему чётко – обернулся не солоно хлебавши!
Глава 8. На ножах
…Короче, решение вынесли: отказать.
На следующий день подходит ко мне Пучеглазов. Поздоровался. Руку подал.
– Слушай, а как там судья говорил обжаловать это решение? Десять дней с какого срока?