Письмо

Эльвира, мама двух дочек и любящая жена, спешила с работы домой. Дома её ждали голодный муж, лежащий на диване, и голодная младшая дочка, лежащая на папе. Старшей дочке было семнадцать и она уже умела самостоятельно залезать в холодильник. Влетев в квартиру, Эльвира поздоровалась с тишиной, скинула пальто и заглянула в комнату старшей. Там было пусто. Зайдя во вторую комнату, Эльвира увидела то, что и ожидала – папа Лёша лежал на диване с пивом и читал рыболовный журнал, а дочь Даша сидела на папе, пытаясь открыть банку баклажанов, и смотрела телевизор. «Привет! А где Юля?» - спросила Эльвира, открыла баклажаны, вытерла пыль, вымыла пол, отняла у мужа пиво и выключила телевизор. «Там!» - ответила Даша, жалея обезпивенного отца. «Там!» - обиженно подтвердил Лёша, жуя дочкины баклажаны. Эльвира вздохнула, снова пошла в комнату к старшей, а через пару минут оттуда раздался вскрик и стук упавшего на пол тела.

Прибежавшие Лёша с Дашей увидели лежащую без чувств Эльвиру. Даша заревела, Лёша помчался на кухню за водой, не забыв вернуть себе отнятое пиво, но вода не понадобилась – Эльвира пришла в себя, поднялась, села в кресло и протянула мужу какой-то листок. «Прочти этот ужас…» - прошептала она и прижала к себе Дашу: «Господи, что делать-то?». Лёша взял листок и начал чтение, в процессе которого бледнел, краснел, хватался за сердце и за пиво, а в конце даже сходил в холодильник за второй бутылкой. Дочитав, он отдал листок обратно жене, сделал большой глоток и сказал: «Молодец Юля, без ошибок пишет…». «Какие ошибки!!! Делать что-то надо, ехать куда-то, а ты пиво пьёшь!» - Эльвира от возмущения тоже глотнула Лёшино пиво и глаза её повлажнели: «Это же кошмар… Доченька моя…». «Я пока съезжу, а ты до конца дочитай», - ответил Лёша и пошёл в прихожую. Через секунду хлопнула входная дверь, а Эльвира вновь начала читать. «Дорогая мамочка!» - так начиналось это письмо:

«Дорогая мамочка! Обращаюсь только к тебе, потому что в нашем доме читать умеешь одна ты. Прости меня, дорогая мама! Я уехала со своим любимым человеком. Если б ты его видела, ты бы меня поняла. Он прекрасен, он мой принц. Мне нравится в нём всё – смуглая, даже не смуглая, а иссиня-чёрная кожа, пирсинг в носу и в ушах, его велосипед, даже его привычка постоянно нюхать кокаин. Эту его привычку, кстати, я переняла. Но дело не в этом. Я беременна, дорогая мамочка, и Мгонбва – так зовут моего суженого – сказал, что рожать лучше на его родине, на берегу озера Бангвеулу, в окружении родни и других, более опытных его жён. Там, на берегу этого озера, стоит деревня, в которой живут только родственники. Они ловят рыбу, торгуют оружием и наркотиками, воюют с правительственными войсками и грабят туристов, короче, живут интересной и насыщенной жизнью. Мгонбва сказал, что белые женщины там очень ценятся и, если я понравлюсь Вождю (это его дядя), он заработает много денег и часть вышлет вам. Что бы понравиться дяде Вождю я сделала себе две татуировки – огромного бегемота на груди и православные купола на спине, на память о родине. Мой Мгонбва уже дал мне новое имя – Вирврухана Удуаква, что в переводе значит «белая женщина с бегемотом на груди и куполами на спине». Кстати, мамочка, я там буду не одна белая, там есть Лера из Кишинёва. Вчера, правда, она умерла от СПИДа, но перед смертью просила мне передать, что я тоже буду счастлива. Единственное, мамочка, ты не сможешь увидеть своих внуков, потому что там высокая детская смертность, из десяти детей выживают двое и одного сразу продают в рабство куда-то в Латинскую Америку, а второго, конечно, никуда из деревни не отпускают. И ещё – вчера меня укусил любимый паук Мгонбвы, сразу разболелась и распухла нога. Мгонбва сказал, что как только мы доберёмся до его деревни, ногу мне отрежут…».

Вот на этом месте Эльвира и упала в обморок, не дочитав. А заканчивалось письмо так:

«P. S. Мама, успокойся, я пошутила. Я в гостях у Наташи, на 6 этаже. Просто я хочу сказать, что в жизни есть вещи важнее, чем твоя прожжённая шуба, которую я без спроса одела на дискотеку. Если ты меня простишь и не будешь ругаться, то позвони, пожалуйста. Твоя дочь Юля».

Опять хлопнула входная дверь и в комнату зашли улыбающийся Лёша и виноватая Юля. Конечно, Эльвира не ругалась. Конечно, шубу случайно прожгли курящие старшие мальчишки. Конечно, она простила это дочке, - «к тому же мне давно пора покупать новую, да, Лёша?». Лёша сразу улыбаться почему-то перестал, но на это внимания никто не обратил и вся семья села ужинать. Женщины, включая Дашу, о чём-то мило щебетали, лишь глава семьи молчал, пил официально разрешённое по поводу будущей новой шубы пиво и что-то подсчитывал. А, ложась спать, Лёша спросил у жены: «Юле когда восемнадцать будет?». Получив исчерпывающий ответ с лёгкими оскорблениями, Лёша, не обращая внимания на колкости, сказал: «Надо сразу замуж её отдать. За хорошего русского парня. Пусть шубы ей покупает». «А-а…» - сонно ответила Эльвира: «Я думала, что за Мгонбву… Там, в Африке, тепло, шубы не нужны…». И она заснула. И если Эльвире снились меха на ВДНХ, магазин «Снежная королева» и меховая ярмарка на «Тульской», то у Лёши сон был сложнее. За ним, с копьём наперевес, всю ночь бегал загадочный Мгонбва. Из одежды на нём была только женская шуба с болтающимся ценником, который Лёша никак не мог рассмотреть. На берегу озера Бангвеулу Мгонбва догонял Лёшу и вонзал копьё ему в грудь. Потом появлялся Вождь, отрезал Лёшину ногу и кидал в котёл с кипящей водой. Было больно, Лёша просыпался и долго курил на кухне.

А в выходные Эльвира, которая привыкла ковать железо, пока муж согласен, потащила Лёшу за шубой. Та единственная и неповторимая, о которой Эльвира мечтала всю свою жизнь, попалась им только через семь часов неустанных поисков и на другом конце огромного, увешенного мехами рынка. Измотанный Лёша взглянул на ценник и… Поездка на рыбалку в Астрахань отменялась уже точно. Скорее всего, отменялся и новый спиннинг. «Ну, может, он скинет…» - прошептала всё понявшая Эльвира и кивнула на продавца: «Поговори». Лёша поднял голову и замер. Под вывеской «Шубы из Сибири» стоял Мгонбва из его сна, только без копья и в нормальной одежде. У Лёши заныла пронзённая во сне грудь, заболела отрезанная там же нога и из лексикона исчезло слово «толерантность». В принципе, его, этого слова, там никогда и не было…

Шубу они всё-таки купили. Мгонбва сначала согласился на это имя, потом перестал обижаться на резкие Лёшины заявления по поводу «где родился, там и пригодился», к тому же он сделал им большую скидку и, выслушав историю про Юлино письмо, пообещал никогда не увозить русских девушек в Африку. Лёша успокоился, политкорректно назвал Мгонбву «афросибиряком», тот, со своей стороны, угостил Лёшу настоящим африканским пивом в бутылке из-под «Балтики», поговорил с ним о рыбалке и, чтобы доказать свою любовь к России, спел «Летят перелётные птицы». Лёша в ответ затянул «Я шоколадный заяц…» и Эльвире стоило больших трудов оторвать его от прилавка. А когда довольные Лёша с Эльвирой уходили, Мгонбва долго смотрел, качая головой, им вслед и думал: «Странные эти русские. Уже и про озеро Бангвеулу знают, и про моего дядю Вождя знают, даже про моего паука знают, а норку от крашеной кошки отличить не могут… Великая, гостеприимная и богатая страна!». И Мгонбва пошёл звонить родственникам, чтоб срочно приезжали помогать ему в шубном бизнесе.

А норку от кошки Эльвира всё-таки отличила, но уже дома. Они долго потом искали Мгонбву, но, конечно, не нашли. Как известно, афросибиряки они все на одно лицо. Хотя Лёша изредка встречается с ним в своих снах об астраханской рыбалке. Правда, рыбалка эта проходит далеко от Астрахани, на берегу озера Бангвеулу и в окружении красивых чернокожих девушек в шубах. А в конце рыбалки девушки шубы снимают и… Но тут Лёша обычно просыпается и идёт курить на кухню.