Дождь

Сейчас вечер, и за окном слышится шум внезапно начавшегося дождя. Он то нарастает, то стихает. И ещё где-то вдали – редкие громы.

Самый сильный первый шум от дождя идёт от ударов множества капель по ещё сухим листьям деревьев, и уже через несколько мгновений всё сливается в тихо шуршащей мокрой монотонности. Ещё через время некоторые случайные капли начинают бряцать о железный подоконник, и их слышно отчётливее всего. А ещё отчётливо слышен говор каких-то пьяных мужиков на улице, хотя этаж мой довольно высокий. Это ничего, они скоро промокнут и уйдут.

А днём сегодня лил знатный дождь! Это был такой дождь, про который говорят – как из ведра! Порывами сильного ветра струи падающей воды хлестали по окнам, по стенам, по дороге. Взлохмаченные лужи ежесекундно ощетинивались под шквалами новых ударов, и казалось, не успеешь сделать и шага по улице, как уже промокнешь до нитки. Наверное, дождь казался таким сильным оттого, что ему сопутствовал не менее сильный ветер. Стихии в таком сочетании никакой зонт, никакой плащ, никакая непромокаемая одежда не выдержит. Скорее всего, что человек с зонтом в такую погоду будет казаться просто печальным недоразумением.

...Помню, как примерно месяц назад угораздило меня пойти в примерно такой же дождь, только чуть послабей, с работы до остановки. Идти нужно было метров пятьсот. Я, – как благоразумный! – увидев сильный дождь, вернулся в кабинет за зонтом. ...Когда дотопал до метро, единственной сухой на моей поверхности оказалась, наверное, область под мышками. "Поистине, неизмеримы глубины человеческой глупости!", – подумал я тогда, жалея, что не подождал хотя бы минут десять, пока напор не угомонится. И ведь видел же, как нормальные люди заходят по дороге в магазины, в подъезды... Так и ехал тогда домой, как мокрый котёнок.

Эх! не видно было из моих окон улицы! – как они там сегодня, под зонтами-то?..

Вдали, в просвете между тучным небом и крышами домов были хорошо различимы дождевые завихрения. Они словно толстые прозрачно-серые струны подрагивали в пространстве, и ветер таскал их из стороны в сторону. Их нестройные ряды то сплетались, то расходились, а потом встречались вновь. Ещё можно было подумать, что тучи привязаны к земле этими нитями, и болтаются в небе, как неуклюжее стадо мрачных воздушных шариков. Или наоборот, что они, как какие-то никем непонятые грустные существа, сами неторопливо ощупывают землю своими длинными-длинными руками, ища что-то потерянное, что-то забытое...

Я стоял у окна, навалившись на наш широкий подоконник, и всматривался в поливаемое с улицы окно. При виде ярких молний почему-то вспоминались страшные рассказы из детства, как чаще всего убивало молниями тех, кто подходил в дождь к окну. Под таким шумным напором воды снаружи на секунду даже подумалось, а не лучше ли отойти? Но отойти было просто невозможно: наблюдение за диким бушеванием стихии околдовывает и приковывает, и уже не можешь никуда идти, а лишь стоишь и смотришь, – будь, что будет, только бы ещё посмотреть!

А ещё почему-то вспомнился фильм, в котором одного чудака било молнией пять раз, и при каждом случае он к месту и не к месту рассказывал об этих историях.

Когда сегодня днём дождь начал затихать, стало жаль отпускать внезапно возникшее приятное чувство одиночества. В такие моменты ощущаешь, что от дождя веет одиночеством.