Маргарита Неручева: Сорок лет одиночества (Записки военной переводчицы)

Найти эту книгу:

Book24.ru
Политкнига.ru

Аннотация

Неручева Маргарита Александровна, подполковник в отставке. Служила в системе внешней разведки. В течение нескольких лет выполняла специальное задание – работала переводчицей и цензором в Межсоюзнической тюрьме Шпандау в Западном Берлине. Подробно рассказывает о тюрьме, её обитателях – главных нацистских преступниках Рудольфе Гессе, Карле Денице, Константине фон Нейрате, Эрихе Редере, Вальтере Функе, Бальдуре фон Ширахе и Альберте Шпеере, о многочисленных протокольных встречах с американцами, англичанами и французами – союзниками СССР по борьбе с фашизмом. В книге использованы письма заключённых к родственникам и выдержки из их дневников. Книга богато иллюстрирована фотографиями и документами.

Мнение

Эта книга простояла у меня на полке с 2001 года, со времени окончания Военного университета МО, на выпуске из которого всем выпускникам её вручили в качестве подарка. Её автор тоже когда-то училась в этом учебном заведении на факультете военных переводчиков. Так что логическая взаимосвязь подарка и выпуска из ВУ имелась, и это я понял только теперь, после прочтения книги (тираж 5000 экз.) Читать её почему-то не тянуло, но, наконец, я и до неё добрался. Первый разворот:

Основу повествования составляет информация о режиме содержания последних заключённых знаменитой тюрьмы Шпандау, которыми были несколько осуждённых на различные сроки содержания нацистских преступников. Сроки – от десяти лет до пожизненного. Что характерно, большинство освобождённых из этой тюрьмы прожили на свободе достаточно недолгий срок.

Конкретно о режиме содержания сложилось впечатление, что это была не тюрьма, а санаторий. Несмотря на «одиночное» заключение каждого преступника, они ежедневно встречались на прогулке и могли длительное время общаться друг с другом, или с администрацией тюрьмы. Кормили их очень качественно, и за их здоровьем пристально следили, многим была назначена специальная диета. При необходимости производились хирургические операции, в том числе с выездом за пределы тюрьмы. Ежедневно был обязателен труд, но не тяжёлый, и, как правило, по желанию. Что характерно, в основном «трудились» в саду, находящемся во внутреннем дворике тюрьмы, где наслаждались общением не только с флорой, но и с многочисленной фауной. Выращивали цветы, овощи, ухаживали за деревьями (ну, прямо райский сад!) В субботу-воскресенье полагалось посещение церковной службы в оборудованном под церковь помещении тюрьмы, где заключённые с удовольствием наслаждались прослушиванием лучших образцов классической музыки. Еженедельно разрешалось написание небольшого письма родственникам или адвокатам и получение писем от них. Раз в месяц полагалось свидание с родственниками или адвокатами. Регулярно заключённые получали по четыре свежие местные газеты (только я не понимаю, как это соответствовало запрету на получение ими информации о национальных или международных новостях). Тюрьма имела собственную обширную библиотеку для заключённых, но если книг им уже не хватало, то можно было выписывать новые извне. Разрешалось хранение и пользование множеством личных мелких вещей: фотографии, курительные принадлежности, «неуставная» одежда и прочее. Заключённых регулярно опрашивали на предмет возможных жалоб с их стороны и очень чутко на них реагировали.

Конечно, тюрьма и лишение свободы это тяжёлое испытание, особенно для пожилых людей. Но поскольку речь идёт о наиболее видных нацистских преступниках, то всё вышеописанное создало впечатление слишком гуманного к ним отношения.

Несколько грустно оттого, что автор походя ретранслировала в тексте некоторые антисоветские агитки, которые в сущности являются клеветой на Советскую власть. Например, говоря об освобождённых советских пленниках нацистских концлагерей, она указала: «...Сомневаюсь, что кто-нибудь из этих людей остался в живых, так как единственный путь из тюрьмы был в концлагерь...» Наши добросовестные современные историки, типа Игоря Пыхалова, давно расставили точки над «ё» в этом вопросе, на основе архивных статистических данных показав ложность этого мифа: эти люди проходили спецпроверку, не более, для выявления среди них завербованных лиц (которые находились, увы, но немного) и отправлялись «на вольные хлеба». А тех из них, кто был доказанно уличён в преступлениях, конечно же, ждало справедливое наказание (к слову сказать, весьма мягкое по тем суровым временам). Ни о каких концлагерях и речи быть не может. Понятно, что Неручева и сама являлась жертвой этой антисоветской агитации, так жёстко проводившейся в перестроечные годы, поэтому, восприняв эти мифы, как истину, повторила их, не задумываясь.

Весомую часть книги составили подробные упоминания о состоявшихся в описываемые времена парадах, банкетах, приёмах и других торжественных и официальных мероприятиях в Берлине, которые проводились различными союзническими сторонами весьма часто, и на которых Неручевой по долгу службы приходилось присутствовать одновременно и в качестве гостя, и в качестве переводчика. Честно говоря, читать об этом было невероятно скучно. Тем более, когда вместе с этим поимённо упоминались персоны различного ранга, присутствовавшие на данных мероприятиях; часто им давалась небольшая характеристика от лица автора книги. Вот пример:

Подобная информация никакой полезной нагрузки не несёт, и подобным текстовым «шлаком» книга забита под завязку.

И уж совсем невыносимо было читать, когда Неручева со своей женской точки зрения упоминала о разных своих платьях, «шпильках» и других никому не интересных аналогичных подробностях, в том числе, насколько хорошим или плохим специалистом она считала того или иного своего сотрудника или начальника. Ведь читатель никого из них не знает, поэтому перегрузка текста скучными подробностями утомляла при чтении.

В работе автор отвела много места жёнам и другим родственникам заключённых. Часто приводился полный текст некоторых писем личного характера. Скучно!

Наибольшее внимание Неручева уделила последнему насельнику тюрьмы Рудольфу Гессу, бывшему заместителю Гитлера по нацистской партии, осуждённому на пожизненное заключение. По официальной версии Гесс скончался в тюрьме в 1987 году, но есть множество оснований считать, что его убили, неуклюже сымитировав суицид, – влиятельные заговорщики не дали злобному старику умереть своей смертью. Поскольку именно Гесс просидел в Шпандау 40 лет и он был последним из всех заключённых, то и само название книги по смыслу указывает на него, вариантов нет. Скажу лишь, что понятие «одиночество» слишком далеко отстоит в моём понимании от того, в каком режиме Гесс проводил свой срок заключения (но содержался каждый заключённый в одиночной камере, факт).

Единственный раз в тексте упомянуто слово «жалюзи», и то Неручева умудрилась его склонить: «жалюзями». Очень странно для опытного переводчика-лингвиста. Да и наверняка книгу кто-нибудь рецензировал перед изданием...

Результатом прочтения не впечатлён, не удивлён, не обрадован. Книга вызвала к себе почти полное равнодушие. А местами даже уныние, когда информация о «бытовухе» была чрезмерной.

Видел в интернете в электронной форме, вдруг кому интересно. Кто хочет почитать бумажную версию, могу подарить свою.