Без мыла
Записки православного юриста

Предыстория такова. Несколько лет назад, в один из рядовых рабочих дней в местной военной прокуратуре проводили занятия по изучению новелл законодательства и по полномочиям командиров, как органов дознания. Как ни странно, занятия проводили непосредственно с командирами частей. И, что ещё более странно, они на эти занятия обязаны были явиться лично! (Кому не понятно, поясню, что командиры частей в военных прокуратурах никогда сами не бывают, а засылают туда, например, своих юристов. А если и бывают, то лишь в самых исключительных случаях, уж точно не на каких-то там бредовых занятиях).

Командирам, – неверное, чтобы не заблудились, – рекомендовано было взять с собой штатных помощников по правовой работе, т.е. тех самых юристов, которые привыкли от случая к случаю отираться в военных прокуратурах. А это значит, что поехал и я.

Не буду говорить, что и как было, это не интересно, хотя характерным было то, что мой командир части настолько "заинтересовался" происходящим процессом, что довольно быстро "срубился под самый корешок", и захрапел самым возмутительным образом, очень громко и прямо-таки агрессивно! (Знающие не понаслышке, что такое суровый начальник, поймут мои чувства, когда мне пришлось будить командира, буквально толкая локтём в бок).

Перед занятиями предупредили, чтобы все прибыли со своими флешками для получения очень нужного и важного файла. Когда занятия закончились, всем предложили пройти с флешками в кабинет напротив. А поскольку толпа была – мама не горюй, то возле кабинета мгновенно образовалась огромная очередь. Контингент – в основном старшие офицеры преклонных военных лет. Командиры ж!..

А вот теперь и сама история.

Хорошо предвидя всё это, я заранее выяснил, где будет проходить раздача файла, и попросил скинуть мне файл ещё до занятий. На раздаче сидел обыкновенный солдат, один из тех, что специально закрепляются за военными прокуратурами от воинских частей для удовлетворения её всевозможных потребностей. Солдаты эти, прокурорские, надо сказать, ведут себя подчас крайне нагло, привыкают там внутри, чувствуют себя своими, местными, так сказать, под защитой и покровительством. А вот те, что приводятся туда под белы ручки, – совсем другие! Скромные, безгласные, тихие овечки, с большими преданными глазами.

Так вот, солдат, наверное, тоже подумал, что прямо сейчас вместе со мной нахлынет толпа таких же предприимчивых, и предложил оставить свою флешку, а пока будут занятия, он их все "зарядит". Ладно, это всё-таки лучше.

Зашёл после занятий – картина маслом: в коридоре уже змеилась свежеродившаяся очередь, все, кто вышел из зала, тут же в неё встали, люди сплошь для меня незнакомые, всех возможных расцветок военной формы, эдакое наглядное воплощение содружества родов и войск. Голова очереди пропадала где-то в жерле кабинета. Стояли хмуро: всем ещё ехать, фиг знает куда, обед пропущен, планы порушены, время зря потеряно (это только прокуратуре казалось, что её чудное занятие по важности затмило все другие происходившие в армии процессы).

Итак, все стояли, терпеливо ждали, когда они доберутся до заветного стола, и когда им скинут, наконец, этот чёртов файл на эту чёртову флешку! ...Все стояли, но я-то знал, что там, в недрах кабинета, уже ждёт меня моя флешка, полностью готовая к тому, чтобы я её просто взял и ушёл. Тут всего-то нужно: подойти к столу, взять и выйти. Но это "всего-то" виделось самым трудным в сложившейся ситуации. Это значило, раскалывая лёд бездушия, гася пламень негодующего удивления, подавляя восстание праведного гнева, вломиться-таки без очереди в кабинет, чем враз противопоставить себя всему прогрессивному человечеству из этих лучших его представителей. На это я был неспособен.

Не выйди я сейчас на глазах у всех из того же зала, никто бы и не подумал, что я не из местных – такой же зелёненький майор, с такой же юридической эмблемой. Мало ли их тут шныряет туда и сюда! Но я – не они, и это было очевидно, поэтому перспектива притвориться валенком самоубилась, даже не зачавшись.

...Но стоять в очереди, братцы, это же утопия! Ведь мне не нужно сбрасывать файл, как всем вам, – мне его уже сбросили. Мне только флешку забрать!.. Но, поди, объясни это измученной нарзаном толпе! Это было бы ещё большей утопией, чем встать в очередь.

Мгновенно взвесив все за и против, отринув последние колебания, решился на нечто среднее между наглостью и ложью, – сказал стоящим у кабинета, что я не за флешкой, что я совсем по другому вопросу. Очевидна была провокация с моей стороны: либо я говорю правду, и это значит, не задержу своей персоной продвижение очереди, либо я первостепенный проходимец, нагло всех обманувший. Поэтому действовать нужно было решительно, что повышало рейтинг правдоподобия. Не обращая внимание на неуверенные "по какому ещё вопросу?", озаряя путь светом кристальной честности на лице, почти властно я просочился мимо всех в кабинет и подошёл к столу. Ведь я рассчитывал молча взять, и молча выйти, не прерывая никаких процессов, и ни на чём не останавливаясь.

Когда я возник перед солдатом, он повернул ко мне своё невинное детское лицо, и, доставая откуда-то мою флешку, произнёс ...мой приговор: "А! Сейчас сброшу!!!".

Я не предполагал о возможности такого варианта, и это было моей ошибкой, иначе, наверное, был бы готов к немедленному выхватыванию своей флешки и к такому же немедленному растворению в пространстве. Влезать без мыла – не в моих правилах. Но именно это и получилось.

Не успев в замешательстве даже пикнуть, увидел лишь, как солдат резво воткнул мою флешку, и "кинул" на неё какой-то файл. Я обречён был ждать, пока загрузка не закончится. Сопротивляться уже идущему процессу было просто нелепо... (Это тот самый случай, когда вполне уместно вспомнить мудрость древних: "Если это неизбежно, расслабься, и получай удовольствие").

Эти пять секунд показались мне вечностью! Вы спросите: много ли нужно, чтобы ощутить себя полным ничтожеством? Я отвечу: пять секунд вполне достаточно. Всеми фибрами своей души я прочувствовал немедленно материализовавшуюся и шевелящуюся в воздухе коллективную мысль, рождённую единым порывом "зде стоящих": "Ну, майор! Ну, ты и говно!!!".

...Никто меня не упрекнул, никто не сказал ни слова. Но не припомню, когда ещё в жизни мне довелось испытать подобный позор.