Елизаров Михаил: Pasternak

Найти эту книгу:

Book24.ru
Политкнига.ru

Аннотация

Михаил Елизаров написал жесткий и смешной памфлет, бичующий нынешние времена и нравы. «Pasternak» — это фантастический боевик, главная тема которого — ситуация в православии, замутненном всевозможными, извне привнесенными влияниями. Схема романа проста, как и положено боевику: есть положительные герои, этакие картонные бэтмены, искореняющие зло, и есть само Зло — чудовищный вирус либерализма рasternak, носители которого маскируют духовную слабость разговорами об «истинных человеческих ценностях». Символ подобного миросозерцания — псевдоевангельский роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго». С точки зрения героев романа, его мнимая духоподъемность вреднее популизма «Мастера и Маргариты» или ересей Толстого. Литература — а вслед за ней и жизнь — не должны отклоняться от заветов Святого Писания: ты либо следуешь канонам и правилам, либо просто грешишь.

Главные борцы с вирусом рasternak'a кровью и мечом искореняют неверных — рериховцев и язычников. Внедряются в «ближний круг» противника, в катакомбы, чтобы в духе голливудских боевиков взорвать ситуацию изнутри. Однако главные их враги — реформаторы Истинного Знания, корежащие православие именно с помощью художественной литературы. К ним борцы за веру не знают ни жалости, ни участия. А мимо проезжают поезда и пролетают «мерседесы». Короче, как написали бы раньше, «автор дает широкую панораму современной жизни». Выходит остроумно и легко, с хорошо выстроенной композицией и массой дополнительных смыслов.

Мнение

Трудно судить, почему автор аннотации сказал о «ситуации в православии», подразумевая «современную жизнь», когда из контекста чётко следует, что время действия повести – девяностые годы, с разгулом всевозможных сект и настоящим парадом различных религиозных верований. Пережившие это сограждане хорошо помнят, что случилось это одновременно с возросшей популярностью православия, пик которой пришёлся на празднование 1000-летия крещения Руси. Кроме того, в тексте речь идёт не о «замутнённом православии», а о замутнённом обществе, где, помимо православия, лютовали вышеназванные мистические культы, и идеи извращённого фашистского либерализма проникали во все сферы общественного сознания.

Действительно, получился настоящий фантастический боевик, жирно замешанный на религиозной основе и изрядно сдобренный множеством философских идей. Вероятно, многие читатели сильно утомились от перечисления всяких вероучительных подробностей. Мне понравилось, – и познавательно, и забавно изложено. Во многом этот рассказ звучит как проповедь христианства.

Также соглашусь, герои получились картонными, слишком по-киношному героическими. Похоже, что самому писателю вся эта нарочитая героика очень нравится, и поэтому здесь он на них оттянулся по полной: рыцари без страха и упрёка, обязательно в чём-нибудь гениальные, имеющие редкие таланты и развившие их, настойчиво и терпеливо ковавшие себя долгие годы для достижения великих целей...

В качестве минуса назвал бы слишком обширные и витиеватые подводки героев непосредственно к началу действия, излишне подробный экскурс в предыстории персонажей, этому посвящены большие отдельные главы. Часть книги про деревню перегружена информацией о множестве древних народных суеверий; писатель словно нарочно хотел продемонстрировать всё то, что ему удалось накопать по этой теме.

Интересно, что рассказы «Красная плёнка» и «Стать отцом» включены в произведение в виде отдельных частей, как предыстории некоторых персонажей. (Поди, пойми, такой была изначальная задумка, или автор умело воспользовался своим прошлым трудом. Это не важно, просто интересно).

Елизаров продемонстрировал незаурядные познания во всех темах, которых коснулся в книге, включая мутное творчество Пастернака. Меня это впечатлило посильней самого произведения.

Понравились выражения:

Интересные наблюдения:

- про буддизм: «В буддизме нет ненависти, потому что некому и некого ненавидеть, впрочем, как некого и некому любить. Нет нужды в спорах являть истину, ибо нет как предмета спора, так и спорящих, а заодно и истины, вредной уже потому, что любые мысли и эмоции по ее поводу только утяжеляли бы карму»;

- про «Бхагавадгиту»: «...Уже одним названием олицетворяющую мировую скуку индийского кинематографа. Вся книга была напета таким же комариным индийским зудом, который через некоторое время просто хотелось прихлопнуть руками»;

- про ламаистские советы: «Живи скромно. Не выбирай лучшего из того, что предлагается. Не делай ни малейшего усилия получить или избежать. Принимай, что выпадет на долю, богатство или бедность, похвалы или презрение. Не скорби, не раскаивайся, не предавайся сожалению, что бы ни произошло. Ничему не радуйся, не веселись и ничем не гордись»;

- про Гоголя: «Он говорил о трагедии человека, который в самом начале своего труда верил в религиозное призвание литературы, а под конец до того испугался увидеть беса в желтоватой прозрачности собственных книжных листов, что сжег последний труд и уморил себя»;

- про Толстого: «...Искренне зла не принимавший, посеял истинное зло и в свое время был справедливо отлучен от церкви, которую презирал и ненавидел. Писательские кощунства, вроде эпизода с глумливым описанием православной литургии, сами по себе не делали оболочку оплотом демона. Но только демоническое вмешательство могло искусно повернуть мнение общества так, что полное скорби Послание Синода: «…Церковь не считает графа Толстого своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею. Многие из ближних его, хранящих веру, со скорбию помышляют о том, что он, в конце дней своих, остается без веры в Бога и Господа Спасителя нашего, отвергшись от благословения и молитв Церкви и от всякого общения с нею. Посему, свидетельствуя об отпадении его от Церкви, вместе и молимся, да подаст ему Господь покаяние в разум истины. Молимтися, милосердый Господи, не хотяй смерти грешных, услыши и помилуй и обрати его ко святой Твоей Церкви. Аминь», — представилось актом жестоким и вопиюще антидуховным»;

- про Пастернака: «Лирика была точно покрыта смазкой — гладкая, изворотливая и скользкая, но, безусловно, из самого духовного ресторана — такой червеобразный деликатес, который приходилось не разжевывая глотать целиком. Употребление по строчке было чревато неприятными открытиями». «Мутный роман о Докторе, завернутый в лирическую броню приложения — с начинкой о Боге, делался недосягаемым для критики». «Как дух безумия, Пастернак всю жизнь создавал языковой хаос, одетый в одежды смысла». Много сказано о корявых ударениях в пастернаковских рифмах.